Администрация Карачевского района

Александра Николаевна Хабарова родилась и росла на Брянщине. Во время НЭПа отец, бывший военный писарь, вместе с братьями организовал в Карачеве валяльные цеха и канатные мастерские. Потом на их базе было создано предприятие по производству игрушек, в том числе елочных,— фабрика «80 лет Октября». Назвали фабрику в духе времени, а вот одного из основателей, отца нашей героини, чуть было не причислили к врагам народа.

Но беда мимо прошла, и проработал Николай Иванович в должности бухгалтера до 1936 года, вплоть до самой своей смерти. Александра Николаевна, тогда просто Шура, с делом отца никак связана не была, хотя тоже могла пострадать, когда ее хотели отчислить с последнего курса Смоленского медицинского института. Мы бы сказали: «Случай спас», а она по-другому определяла: «Везло мне в жизни на хороших людей». В тот, судьбу решающий, раз выручило то, что дядя оказался рабочим, а позже, когда студентов по призыву на фронт отправляли, человеческая доброта помогла. Военком распорядился: «Разрешить доучиться — последний курс…»

Совсем недавно, в феврале прошлого года, ушла Александра Николаевна из жизни. Было ей 84 года, но до последних дней ее, человека очень общительного, окружали люди. Она их ценила, умела быть нужной. Можно подумать: профессия врача обязывала. Но большая общественная работа, которую вела она с молодости на родной Брянщине, где была депутатом, организовала курсы медсестер,— не обязанностью стала, а частью жизни. Организаторские способности и энергия — отцовское наследство, до последних лет не растраченное. Невысокую, седовласую женщину с искрящимся взглядом в Черноголовке помнят и стар и млад — вот уж точнее не скажешь! — и в Совете ветеранов, работе которого помогала, и в школах, куда приходила на встречи со школьниками, и в доме, что стоит прямо при въезде в Черноголовку. Нет на нем мемориальной доски «Памяти Героя…», да и звания этого у Александры Николаевны не было, но выше всех наград она ценила почетный знак и звание «Фронтовик 1941–45 годов», которым награждали тех, кто был на передовой. Только один год воевала Александра Николаевна в составе действующей армии, но успела пройти путь от командира санвзвода до младшего врача полка и запомнить навсегда: нет ничего страшнее войны. Говорить о ней Александра Николаевна не любила, поэтому то, что помнит по маминым рассказам ее дочь — Лариса Александровна Петрова — кажется особенно значимым:

- На фронт мама могла попасть уже в 1941 году. Когда началась война, она, студентка 4 курса Смоленского медицинского института, была дома — приехала на каникулы. Но демобилизация прервала бы учебу, если бы военком, учитывая оставшийся до диплома срок, не разрешил вернуться: «Доучивайся…»

До Смоленска добралась с воинским эшелоном, пришла в институт. В деканате сказали, что надо готовить город к обороне, и Саша вместе с теми, кто не ушел на фронт, отправилась рыть окопы. В сентябре институт эвакуировали в Астрахань, затем в Ташкент.

В 41-м впервые Шура Хабарова оказалась в Средней Азии, пока ненадолго — всего на год без малого, но именно с этим краем связано многое в ее судьбе. В Ташкенте Шурочка выйдет замуж. Семейная жизнь в годы войны — понятие чуть ли не фантастическое. Через считанные недели после свадьбы мужа призывают и отправляют на Западный фронт, туда, где спустя некоторое время окажется Шура и где судьба подарит им одну из редких встреч. В 43-м, после контузии, ее направят в Туркмению. В Кара-Кале, на погранзаставе, она, фронтовой врач, будет обучать младший медперсонал, вести большую профилактическую и лечебную работу в отдаленных аулах. Несмотря на бесконечную жару — работать. День и ночь. Свидетельство тех трудных лет — Почетная грамота Президиума Верховного Совета Туркменистана за хорошую работу в области здравоохранения и чуткое отношение к пограничникам. Сюда, в Кара-Калу, в сорок пятом придет с Дальнего Востока похоронка на мужа. Александр Федорович Флыгин, капитан финансовой части, погибнет в самом конце войны.

А пока, до августа 1942-го, Шура учится, получает диплом. Военный путь начинает на Центральном фронте, а потом ее часть перебрасывают на Западный. Участвуя в обороне Москвы, в Ржевско-Вяземской операции, она не раз попадает в окружение.

- Мама рассказывала,— продолжает Лариса Александровна,— что иногда спасались каким-то чудом. Вспоминала, например, как однажды их группу — медсестер и раненых, которых они сопровождали,— чуть не обнаружили немцы. «Сидим в лесу недалеко от речки, вдруг слышим немецкую речь — на другом берегу. Вступать в бой нельзя: много раненых, занимаем оборону… Но немцы, не заметив нас, прошли…»

Или еще удивительнее история. Идет операция недалеко от линии фронта, в палатке. Прямо на операционный стол попадает снаряд. Из тех, кто там находится, большинство гибнет, другие ранены, а мама — получила контузию. Говорила она и о том, какие ожесточенные шли бои и под Смоленском, оборона которого длилась несколько месяцев, и при продвижении наших войск в сторону Орла, о том, как медленно и трудно шли наши войска. Совсем не так, как это звучало в сводках. "Когда находились в окружении, часто не знали, где находимся, что будем есть. Выручали лошади: ведь перевозки — все на конной тяге. Провианта нет — ели конину. Как-то после очередного боя вошли в деревню. Батальон занял оборону. Стали привозить раненых. Их надо было кормить, а еды нет. Жители после отступления немцев еще не успели вернуться: немцы только что отошли, и помочь нам некому. Обнаружили гурт с картошкой. Есть боимся — вдруг она заражена? Решили попробовать — командир батальона и мама, как возглавляющая санвзвод. Других предупредили: «Если через два часа живы будем, картошку можно есть».

Тогда и пришло к Александре Николаевне решение обязательно заняться бактериологией. И она его не забудет: после дальше, по военным дорогам…

- По словам мамы, раненых было так много, что операции приходилось делать прямо под обстрелом. И тут уж не только разрывов вражеских бомб надо было опасаться. Даже свист снарядов, летевших от нас с тыла, и мелькавших над головами, вызывал такой страх, что «необстрелянные» еще бойцы в ужасе бежали и метались в поиске укрытия. А били-то наши «Катюши» — в сторону врага! От операционного стола сутками не отходили, а оказывали только первую помощь, потом с поля боя увозили бойцов в госпиталь. И все-таки мама всегда говорила, что, несмотря на все трудности, на фронте было легче, чем в тылу, хотя и страшнее. Думали только о победе, о житейском — еде, одежде — меньше.

К началу 43-го Александра Николаевна уже ординатор хирургического отделения. В марте того же года новое назначение — младший врач полка. Фронтовые будни учили не только стойкости, происходил и профессиональный рост. В трудных условиях, часто по велению необходимости. Шурочка учится и потом. Всю жизнь. Имея после института квалификацию «Лечебное дело», впоследствии она не только приобретет специальность бактериолога. Уже в 50-х окончит курсы переподготовки при Центральном институте усовершенствования врачей, будет работать дерматологом, заведовать клинической лабораторией, терапевтическим отделением. Пациенты Черноголовки, Щелкова, Кремлевской больницы запомнят ее как внимательного и чуткого врача. Но это все — после. А пока она помогает хирургам на поле боя. Судите сами как:

Твое лицо не возмутится

Перед тобой любой ведь преклонится,

Готовый вскрикнуть: «Режь меня!»

Эти строки в декабре 42-го посвятил «рождающемуся в муках войны» врачу Александре Николаевне Хабаровой А. М. Волков, старший хирург артбатальона, в котором она воевала. До переломной Сталинградской битвы еще два месяца, май 45-го несравнимо далеко… Но в Победу не просто верят, в ней — не сомневаются. И вот документальное свидетельство из того же посвящения:

…Когда же грянет гром победы,

Пойдем на отдых по домам.

Тебя минуют всяки беды…

Венки падут к твоим стопам!..

Татьяна Попкова

«Черноголовская газета»

№ 14 от 17 апреля 2005 года